А. Андерсен
Фотоиллюстрации: Ив Дебай
ГУСИ-ЛЕБЕДИ
Вся эта история – вымысел от
начала и до конца, не считая, конечно, описанных исторических событий. Любые
совпадения имен или судеб – чистая случайность.
|
Красива славонская[1]
осень... Красива и ласкова. И как всегда красива и ласкова она сейчас, в
Октябре 1991 года... Сижу на терассе за пластиковым столиком. Передо мной
стакан Мартини и чашечка замечательного «кофе по-граничарски»[2].
«Курорта!» - как говорят хорваты. Ноги в грязных солдатских ботинках положил
на оранжевый пластиковый стул. Смотрю на небо, на деревья, на асфальт...
Гос-по-ди! Как же классно все! И Мартини, по глоточку опускающийся в желудок,
сладким алкоголем проникающий в кровь и в самый мозг, снимая все проблемы... Как прекасен черный крепкий кофе с
коричневой пенкой! В нормальной, человеческой жизни он не бывает таким
вкусным. |
|
Как прекрасна девушка Лиляна, которая сидит напротив! Ничего, что она в замызганном
чехословацком камуфляже, скрывающем прекрасную фигурку и ноги в таких же как
у меня ботинках-говнодавах, которые она положила на стол рядом с моим шлемом.
Ничего, что пепельные волосы под зеленым беретом давно не мыты. Ничего, что
кожа на ее губах потрескалась. Все равно у нас сегодня скорее всего будет
классная ночь! Господи! Спасибо тебе за то, что я сегодня ночью буду
наслаждаться близостью с этой красивой |
|
|
хорватской девочкой, а не валяться горой гниющего мяса, запекшейся крови и
дерьма в придорожной канаве! Что мой голодный желудок и кишки мои принимают сейчас
этот прекрасный Мартини и кофе, а не размотаны зловонным мусором по каким-то
колючим кустам или грязному асфальту! Спасибо тебе за то, что я сейчас вдыхаю
этот сладкий воздух, что глаза мои могут видеть это небо, эти облака, эти
деревья... не погасли вчера и может быть... МОЖЕТ БЫТЬ не погаснут и завтра,
если ты не решишь задуть очередную свечку. Развороченный снарядами асфальт:
вроде как серый, но сколько в нем красок! Я раньше это так не видел! Честное
слово – если выйду живым из этой бодяги – стану снова рисовать! И еще спасибо
тебе, что здесь – в пяти километрах от переднего края все еще работает этот
прекрасный бар с терассой, в котором наливают вино, мартини, пиво, варят «кофе
по-граничарски». И пусть стекол давно нет, и пусть домик попорчен осколками и
пулями, но играет музыка и стоит еще спутниковая тарелка, по которой можно
видеть новости – даже про нас...
Мы только что отступили, оставляя за собой
разрушенный, сожженный сербами Вуковар. Какой городок! Чем-то похож на наш
Салдус или Кулдигу: та же архитектура, такое же все старенькое... было...
Потому что больше нет города Вуковар... Мы сделали все, что смогли и даже
больше. 87 проклятых дней и ночей удерживали этот город, на который перли
войники ЮНА[3]
и местные четники[4]. У них пятикратный перевес
в количестве рыл, подавляющее преимущество в артиллерии и танках, поддержка с
воздуха, которой у нас вообще нет. Так что мы могли?! И так сделали больше
возможного...
|
Оп-па-на! Германские новости по
спутнику! ЦеДеЭф[5], что-ли? Ну да! Страшная
музыка и заставка «Югославиен...Бюргеркриг...» Ни хрена себе «бюргеркриг»[6]!
Ни хрена это война не гражданская, ну да тупым журналистам не объяснишь, что
хорваты и сербы – не одно и то же... Во-во! Вуковар показывают! Небритые,
разбойного вида четники в длинных шинелях образца 1914 года и странно
натянутых на уши пилотках, улыбаясь коричневыми зубами, вытирают ноги о
лежащий на земле хорватский флаг... Сербский войник, одетый в форму ЮНА, но с
нелепой клоунской шляпкой-котелком на голове добивает контрольным выстрелом
кого-то в канаве... С-сука! Улыбается в камеру... Весело, да? Смешно дураку,
что рот на боку... Посмеешься завтра, если я тебя в прицел поймаю... Убивают
друг друга, а сами – детский сад какой-то... |
Да... Надо же все-таки представиться, а то как-то нехорошо
получается. Зовут меня... А – неважно! Что в имени тебе моем? Хе-хе... что?
Откуда так хорошо по-русски говорю? Так я русскую школу закончил...
Ну, и как вы поняли, я – совсем даже не хорват. Хотя воюю на их стороне.
Ага... наемник. Дикий гусь[7]
– знаю песни наизусть... Не нравится? Что-нить не так? Ну ничего... Это бывает,
что что-то не нравится... Для справки – в расстрелах гражданских лиц участия не
принимал, девушек и женщин не насиловал, детей тоже не убивал. Во-первых у нас
– где я вырос, такого не принято, а потом наемники, кстати, вообще так не
поступают. Зверствуют местные... С обеих сторон, к сожалению, хотя не худо вам
было-бы разобраться, кто все-таки первый начал. Ах да.. еще детей и женщин
убивают летчики и артиллеристы – но это не преднамеренно. А я ни летчиком, ни
артиллеристом никогда не был. Чего-чего? Зачем здесь? Ну-у... ну во-первых,
конечно, за деньги. У нас в Риге сейчас ни работы, ни денег... Здесь правда
тоже – не предел мечтаний, но можно... Ну а потом по-моему хорваты все-таки
правы. А помимо денег есть и еще кое-что. Не понимаете? Ну конечно... где ж
вам... Ну я сейчас постараюсь растолковать – может поймете.
Короче – на нашей стороне нас – таких как я –
порядком. В основном немцы, англичане, валлийцы (народ такой – в Англии живут,
но вроде не англичане – я раньше и не знал даже), американцы с канадцами
(которые хорватского происхождения, как правило), поляки, южноафриканцы, много
венгров, западно-украинские ребята есть, есть даже русские парни, но мало. На
сербской стороне – тоже наемники имеются. Только состав другой. Почти все -
русские и украинцы (восточные, по мне - так те же русаки). Еще есть бывшие
гедеэровцы. Такая мразь! Я их даже за немцев не считаю, но профессионалы ...
Почти все из Штази[8], Интерполом разыскиваются.
|
Ну так вот, одна из причин того, что я
здесь – в том, что на сербской стороне много, так сказать, «родных и близких лиц».
Лиц, которые я хотел-бы увидеть в прицеле. За что? Да за многое. За родину
мою, в 1940-м растоптанную[9].
За народ мой ополовиненный (во время Второй Мировой почти четверть Латвии в
Сибирь сослали, да еще четверть на Запад убежала – если не больше). За
депортации 40х-50х. За то, что сам я в Красноярском крае родился. За хутор,
который у нас отняли – сад там до сих пор не полностью угроблен, который мой
прадед еще сажал... Но вообще-то не столько даже за это. Больше – за то, что с детства меня
непонятно за что фашистом называли. За то, что русские старухи-соседки не
вызвали скорую, когда бабушка с инфарктом осела на землю в двух шагах от
подъезда и от их скамейки. Вместо этого обсуждали, подохла «фашистка» или
нет. Подохла... Еще – за службу в рядах доблестной Советской Армии, где нас с
Айваром били за то, что мы говорили между собой по-латышски. Точнее – не
били. Бить – не то слово. По-русски это называется пИздить. Это когда ты уже
скорчился на бетоннном полу, и тебя добивают кирзачами. С одной стороны
прикрываешь голову, а с другой думаешь, что сделать, чтобы не отбили почки... И за эстонца Лаури, которого зверье-командиры заставили за какую-то мелкую провинность бегать всю ночь вокруг казармы в одном х/б, в тридцатиградусный сибирский мороз. На запертых дверях всю ночь сменялись несколько «дедов» - чтобы мы не могли впустить его. Лаури бегал несколько часов, потом, под утро - присел у стены, сжавшись в ком. Утром его отвезли в |
санчасть с обморожениями и двухсторонним вопалением легких. Но это – еще
ерунда. Оказалось, что он застудил голову (шапки на нем той ночью тоже не
было), и его комиссовали. Потом, после дембеля, мы с Айваром приехали к нему в
Пярну. Белобрысый гигант Лаури сидел за столом, стучал ложкой по тарелке и
ссался в штаны. Нас он не узнал. Мы посидели совсем недолго и отвалили,
стараясь не смотреть в глаза его матери....
За что еще? Еще – за безоружных литовских
пограничников, хладнокровно расстрелянных этим летом ОМОНовцами прямо перед
камерой фашиствующего тележурналиста из Москвы[10].
Вот все это очень помогало мне, когда я ловил в
прицел станкового пулемета перебегающие низко пригнувшись, старающиеся слиться
с землей фигурки ТЕХ. Я искренне надеялся, что среди них мог оказаться кое-кто
из «дедов», не пускавших Лаури в казарму, или прапорщик Дягтерев, или командир
нашей бывшей части – полковник Никитенко (хотя эта сука конечно в атаку не
пойдет, но может сынок его?), или может кто из внуков тех старых гнид, которые
не вызвали скорую моей бабушке, или кто-то, чьи деды выселяли мой народ в
Сибирь, или кто-то, кто считал, что все это делалось правильно. И в голове
звучала хорватская фраза: «Змай од Хрватска!» - что означает «Получай от
Хорватии!». Получайте, падлы! Получайте, ублюдки! Братцы-зверьки мои дорогие...
Нехорошо, да? Конечно нехорошо... Я и не спорю, но
так уж вышло. Ты это – возьми ломтик ананаса из банки. Не хочешь?
Возьми-возьми! Это вкусно. Спасибо нашей родине СССР. Ана-нас, а мы – вас...
Нормальненько так звучит? Нет? Ну извините, а я думал - нормальненько... забавно
так...
А вот позавчера случилось такое, чего никак не ожидал. Груженый
боеприпасами трак с сербской стороны видимо сбился с дороги и нарвался на
группу Сокола. И водителя, и сидевшего слева автоматчика наши буквально
изрешетили пулями. Потом Павел и Томаш зашли за мной. Сказали, что Сокол хочет,
чтобы я посмотрел документы убитого водителя, который, кажется – из российских
наемников. Тоже «дикий гусь», значит...
Я открыл простреленный, окровавленный паспорт,
и...черт побери! Это же Лёнька... Лёнька Толмачев - единственый сын Нины
Михайловны – маминой лучшей подруги, с которой они 30 лет проработали в одной
школе! Лёнька... он на пять лет младше меня... помню его еще чтырехлетним...
сколько раз я раскачивал его на качелях, вкопанных в песок на нашем дворе. Нина
Михайловна все просила, чтобы поосторожней и не так высоко. А то ручонки, не
дай Бог, разожмет. Я тогда придумал страховку: вытягивал из своих штанов ремень
и пристегивал Лёньку к качелям, чтобы точно не упал, и раскачивал как следует,
а он заливался веселым смехом...
Потом мы выросли. Я – раньше, он – на пять лет
позже. Из Лёньки-ребенка вырос худощавый, всегда почему-то бледный парень, не
особенно спортивный (у него что-то с сердцем не так было), но зато писавший и
переводивший стихи и изучавший сразу несколько языков. Что принесло его в
Сербию? Он же был совершенно мирным парнем? Зачем?! Помочь «братьям-славянам»?
В чем помочь? Убивать других братьев-славян? Хорваты-то тоже славяне. Впрочем,
он конечно это не так видел, наверное... И как его взяли с больным сердцем?
Даже водителем...
Но разве это – все вопросы? Нет – далеко не
все.... Вчера, когда немного отошел от шока, позвонил матери с почтамта города
Осиек. Раньше говорил ей, что уехал в Германию работать на стройке. Теперь
пришлось поставить перед свершившимся фактом и сказать, где я (хотя тот факт
что в действующей армии – отрицал напрочь). Ну и про Лёньку... У матери слов не было. Оказывается, он учился
последние годы в МГУ, в Москве. Никто и знать не знал, что он - в Сербии. Мама
заплакала... потом спросила: «Может лучше ты позвонишь ей и скажешь? Я не
смогу». Замечательно! Позвоню и что скажу? «Нина Михайловна, Вашего сына
застрелили те, на чьей стороне я сегодня... это вот... немножко воюю» - так
что-ли?
Нет уж... В конце концов решили ничего не
говорить. Пусть сообщат те, кто его сюда определил, тем более, что и тело, и
документы Лёньки и его напарника уже передали сербской стороне... Слава Богу, что я не был в группе Сокола...
Ну а сейчас вот сижу на терассе недорасстрелянного
войной восточно-хорватского бара, допивая замечательный Мартини и смотрю на
алеющий закат: Дай Бог, - не последний закат и не последний Мартини. А рядом со
мной – самая на сегодняшний день прекрасная девушка Лиляна, с которой сегодня
ночью мы будем любить друг друга так, как любят только в последний раз в
жизни... А завтра... завтра кто знает...
По небу медленно летит косяк серых гусей. Куда же
летите, гуси-лебеди? На юг, наверное. Туда – где сейчас лучше. Вот и я так же
двину отсюда как только контракт окончится. Вроде помог здесь... Может удастся
найти что-то по нормальной специальности? Я ведь архитектор. Такие дома-бы вам
строил... Если Старик-на-Небе не решит задуть еще одну свечку... А Лёнька?
Может и его душа так же куда-то летит? Туда, где ей будет лучше, чем здесь
было?
* * *
Пять лет и один месяц спустя, сербы уходили из разоренного войной Вуковара
в соответствии с подписанным их лидерами Загребским соглашением. На западной
окраине казненного города, у самой обочины шоссе примостился небольшой камень с
высеченной на нем надписью: «Леонид Толмачев. 1970 – 1991. Погиб за Сербию».
Над надписью – грубо выбитый православный крест.
Что же касается того, кто сидя на терассе рассказывал эту историю, то его
дальнейшая судьба неизвестна.
Февраль/2005
[1] Славония – это область на северо-востоке
Хорватии. Не путать со Словенией или Словакией. Словения и Словакия – это
страны
[2] Славония во времена борьбы австрийцев с
турками входила в состав специальной области под названием «Военная Граница», а
е военизированные жители (что-то вроде русских казаков) называли себя
граничарами.
[3] ЮНА – Югославская Народна армия
[4] Четники – от сербского слова «чета» -
отряд. Сербские ополченцы времен югославских войн 1991-1999
[5] ZDF – одна из крупнейших телекомпаний Германии
[6] Buergerkrieg – гражданская война (нем.)
[7] С легкой руки журналистов наемников
принято называть «дикими гусями»
[8] ГДР-овский аналог КГБ
Для
молодежи: ГДР – так наз. «Германская Демократическая республика» - коммунистическое
государство, созданное в зоне советской оккупации Германии и в 1990
объединившеся с остальной Германией, а КГБ – это советские спецслужбы
[9] 1940 – год, в котором СССР захватил три
государства Балтии: Литву, Латвию и Эстонию